— Видите, господин кардинал, ведь правда, жаль разлучать людей, которые любят друг друга так, как мы! Господа, — продолжал Арамис, обращаясь к остальным всадникам, число которых с каждой минутой увеличивалось, — господа, составьте почетный конвой его преосвященству, ему угодно оказать нам милость, разделив наше общество. Надеюсь, вы ему будете за это признательны. Портос, не теряйте монсеньора из виду.
И Арамис, подъехав к д’Артаньяну и Атосу, которые что-то обсуждали, стал беседовать с ними.
— В путь! — сказал д’Артаньян после краткого совещания.
— Куда мы поедем? — спросил Портос.
— К вам, дорогой друг, в Пьерфон: ваш прекрасный замок достоин того, чтобы оказать гостеприимство его преосвященству. К тому же он расположен отлично: ни слишком близко, ни слишком далеко от Парижа; оттуда нетрудно будет поддерживать сношения со столицей. Пожалуйте, монсеньор. Вы будете там жить, как и подобает королю.
— Свергнутому королю, — прибавил Мазарини жалобно.
— Военная фортуна капризна, — сказал Атос. — Но будьте уверены, мы не станем злоупотреблять положением.
— Да, но мы им воспользуемся, — сказал д’Артаньян.
Всю ночь похитители ехали с быстротой и неутомимостью былых лет. Мазарини, мрачный и задумчивый, покорился своей участи.
К рассвету проскакали без остановки двенадцать миль. Многие всадники выбились из сил, несколько лошадей пало.
— Нынешние лошади не стоят прежних. Все вырождается, — сказал Портос.
— Я послал Гримо в Даммартен, — сказал Арамис, — он должен привести пять свежих лошадей; одну для его преосвященства и четыре для нас. Главное — не надо оставлять монсеньора; остальная часть отряда присоединится к нам после. Только бы проехать Сен-Дени, дальше уже нет опасности.
Действительно, вскоре Гримо привел пять лошадей. Владелец поместья, к которому он обратился, оказался другом Портоса и, не пожелав даже взять денег за лошадей, предоставил их даром; через десять минут отряд сделал остановку в Эрменонвиле; но четыре друга помчались дальше, конвоируя Мазарини.
В полдень они въехали в ворота замка Портоса.
— Ах! — сказал Мушкетон, ехавший все время молча рядом с д’Артаньяном. — Поверите ли, сударь, в первый раз с тех пор, как мы покинули Пьерфон, я дышу свободно.
И он пустил лошадь в галоп, чтобы предупредить слуг о приезде г-на дю Валлона и его друзей.
— Нас четверо, — сказал д’Артаньян своим друзьям, — мы установим очередь; каждый из нас по три часа будет караулить монсеньора. Атос осмотрит замок; его нужно хорошенько укрепить на случай осады; Портос будет заботиться о продовольствии, а Арамис — наблюдать за гарнизоном. Иначе говоря, Атос будет старший инженер, Портос — главный интендант, а Арамис — комендант крепости.
Тем временем Мазарини устроили в самых лучших покоях замка.
— Господа, — сказал он, водворившись в них, — вы, я надеюсь, не намерены долгое время держать в тайне мое местопребывание.
— Нет, монсеньор, — ответил д’Артаньян, — напротив, мы очень скоро объявим, что вы у нас в плену.
— Тогда ваш замок подвергнется осаде.
— Мы имеем это в виду.
— Что же вы сделаете?
— Будем защищаться. Если бы покойный кардинал Ришелье был жив, он бы рассказал вам одну неплохую историю про бастион Сен-Жерве, где мы продержались вчетвером с четырьмя слугами и дюжиной покойников против целой армии.
— Такие вещи удаются только раз и больше не повторяются.
— Да нам теперь и нет надобности быть такими героями. Завтра дано будет знать парижской армии, а послезавтра она будет здесь. Сражение разыграется не под Сен-Дени или Шарантоном, а у Компьена или Вилле-Котре.
— Принц побьет вас, как всегда бил.
— Возможно, монсеньор; но перед сражением мы перевезем ваше преосвященство в другой замок нашего друга дю Валлона, — у него три таких, как этот. Мы не желаем подвергать опасностям войны ваше преосвященство.
— Я вижу, — сказал Мазарини, — мне придется согласиться на капитуляцию.
— До осады?
— Да, условия, может быть, будут легче.
— О монсеньор! Вы увидите, наши условия будут умеренны.
— Ну, говорите, что у вас за условия?
— Отдохните сперва, монсеньор, а мы подумаем.
— Мне отдых не нужен. Мне надо знать, нахожусь я в руках друзей или врагов.
— Друзей, монсеньор, друзей!
— Тогда скажите сейчас, чего вы от меня хотите, чтобы я знал, возможно ли между нами соглашение. Говорите, граф де Ла Фер.
— Монсеньор, для себя мне требовать нечего, но я многого бы потребовал для Франции. Поэтому я уступаю слово шевалье д’Эрбле.
Атос поклонился, отошел в сторону и, облокотившись на камни, остался простым зрителем этого совещания.
— Говорите же вы, господин д’Эрбле, — сказал кардинал. — Чего вы желаете? Говорите прямо, без обиняков: ясно, кратко и определенно.
— Я открою свои карты, — сказал Арамис.
— Я вас слушаю, — сказал Мазарини.
— У меня в кармане программа условий, предложенных вам вчера в Сен-Жермене депутацией нашей партии, в которой участвовал и я.
— Мы уже почти договорились по всем пунктам, — сказал Мазарини. — Перейдемте к вашим личным условиям.
— Вы полагаете, они у нас есть? — сказал Арамис с улыбкой.
— Я думаю, не все вы так бескорыстны, как граф де Ла Фер, — сказал Мазарини, делая поклон в сторону Атоса.
— Ах, монсеньор, в этом вы правы, — сказал Арамис, — и я счастлив, что вы воздаете наконец должное графу. Граф де Ла Фер — натура возвышенная, стоящая выше общего уровня, выше низменных желаний и человеческих страстей: это гордая душа старого закала. Он совершенно исключительный человек. Вы правы, монсеньор, мы его не стоим, и мы рады присоединиться к вашему мнению.